Система князя Голицына

В 1995 году судьба преподнесла мне еще один драгоценный подарок. Это была встреча с Князем Голицыным. Полное имя его Борис Васильевич Тимофеев – Голицын. Он был Природным или Урожденным Князем. Природный или Урожденный – означает, что княжескому титулу он обязан своему роду. Дело в том, что княжеский титул мог передаваться не только по роду, но также мог быть получен за какие-то выдающиеся заслуги перед народом или императором. Своим титулом Борис Васильевич был обязан своему роду, роду князей Голицыных.

Познакомила меня с Князем Голицыным моя хорошая знакомая, коренная питербурженка, Вера Александровна Попова. Она жила практически в самом центре Питера (Санкт-Петербурга), и я всегда, когда приезжал в Питер, останавливался у нее дома. Это была очень приятная и гостеприимная женщина, с нелегкой судьбой. В период Великой Отечественной Войны ей пришлось пережить тяжкие дни блокады. Прадед Веры Александровны некогда служил начальником дворцовой охраны императора России, а она в свою очередь оказалась в хороших дружеских отношениях с Князем Голицыным.

Я в то время был сильно увлечен русским воинским искусством, и Вера Александровна, зная об этом, предложила мне знакомство с Князем Голицыным, который являлся представителем древнего воинского рода, прекрасным мастером русского воинского искусства и ее хорошим знакомым. Я много слышал о нем, но встретиться с ним никак не удавалось. И тут такое везение! Это было для меня просто подарком судьбы.

Борис Васильевич Тимофеев – Голицын является легендарной фигурой в русском воинском искусстве. Это был действительно прекраснейший мастер в совершенстве владевший не только рукопашным боем, но и боем с разными видами оружия включая огнестрельное. Так же он владел искусством создания и использования ядов, бесконтактным ударом «накатом», который он называл «волной» и замедленным ударом.

Бесконтактный удар, это удар с расстояния, не касаясь противника. Нанесение бесконтактного удара Борис Васильевич называл пусканием волны или накладкой на движение. Замедленный удар или удар замедленного действия, это удар, действие которого происходит внутри организма человека медленно, постепенно разрушая его деятельность. Этот удар может действовать длительное время. Таким ударом можно отсушить или парализовать временно или полностью какую-то часть тела противника, или вовсе убить его. Но произойдет это решающее действие удара не сразу, а через несколько часов, дней, месяцев или даже лет. Все зависит от того, на сколько, на какое время, заложен удар. Трудно даже перечесть все хитрости и тонкости, которыми владел Борис Васильевич.

Борис Васильевич родился в 1924 году в Петербурге. Долгое время ему приходилось скрывать свое происхождение и свою настоящую фамилию. Когда в России началась революционная смута, его дед, пытаясь уберечь свое семейство от расправы большевиков, сменил фамилию с Голицына на Тимофеева. Так семья Голицыных стала семьей Тимофеевых.

Вера Александровна представила меня Князю Голицыну как потомственного целителя, и человека занимающегося изучением русского воинского искусства. Борис Васильевич посмотрел на меня и сказал:

– Да, это видно. Это не просто человек занимающийся изучением боевого искусства, в нем течет кровь профессиональных воинов. У тебя древний воинский род, не так ли? Ты не только хороший целитель, но еще и хороший боец, так? И ты не случайно оказался здесь, верно?

– Да, согласился я, это так.

Он повернулся и пошел сесть в кресло.

Когда он шел, то я увидел, что на совершаемые им движения оказывала влияние сидевшая в его шее боль, и предложил ему поправить шею. Он с легкостью, без каких-либо колебаний согласился.

– Это все дачные прелести дают о себе знать – сказал он. В двадцать лет я спокойно мог подолгу стоять на голове и ничего, а теперь вот, как на даче поработаю, так что-нибудь начинает болеть.

Я быстро поправил шею Борису Васильевичу. Он почувствовал облегчение и предложил нам попить чаю. Мы с радостью приняли его предложение.

Я совершенно не помню, о чем мы разговаривали во время первой нашей встречи, но помню, что практически сразу между нами возникли очень теплые чувства. Эти чувства по своей природе схожи с возникающим между двумя камертонами или музыкальными инструментами резонансом. Такие чувства во мне возникали несколько раз в жизни, при общении с бабой Улей, бабой Ганей, старцем Сашей, Князем Голицыным и Рамешем Балсекаром. Это состояние, во время которого ты сливаешься с другим человеком и становишься с ним единым целым. Так началось мое знакомство с Князем Голицыным.

В конце первой нашей встречи я спросил у него, можно ли мне иногда приходить к нему в гости и может ли он поделиться со мной своими знаниями боевого и воинского искусства. Он ответил, что в гости я могу приходить к нему в любое время, когда он будет дома, а на счет боевого и воинского искусства, что-то он передать сможет, а что-то нет. Дело в том, что его боевое искусство является частью его родовой традиции и по заведенному в этой традиции порядку он может передавать эти знания только своим родственникам. Меня это не особо расстроило, поскольку даже само общение с этим человеком было для меня уже подарком судьбы.

Я стал часто приезжать в гости к Борису Васильевичу. Практически с первых встреч я начал расспрашивать его о боевом искусстве. Я что-то спрашивал, он что-то отвечал, что-то показывал, но настоящая учеба началась несколько позже.

Как – то в один из моих приездов к нему, я еще не успел толком войти в комнату, как он, ничего не говоря, вдруг достал воздушную винтовку, поставил на кресло старую коробку из под обуви, положил в нее стопку старых газет, вышел в другую комнату, из которой было видно эту коробку и выстрелил в нее из воздушки. Пуля попала прямо в центр коробки.

– На, сказал он, и протянул мне воздушку не сказав больше ни слова.

Я, понял его без слов, взял воздушку, и выстрелил. Моя пуля попала точно в его пулю.

– Все верно, я это знал, сказал он. Мне это было понятно с первого взгляда. Я только решил это еще раз проверить. Жаль, что ты не являешься членом моей семьи. Похоже, что все мои воинские навыки уйдут вместе со мной.

Тогда я сказал ему, что внутренне я ощущаю себя его родственником и даже больше, а его своим духовным отцом, ведь, по сути, он и есть мой духовный отец и наставник. Возможно ли такое духовное родство для обучения? Он заулыбался и сказал, что сам ощущает то же самое, и что такое родство, во многих случаях, является гораздо большим родством, нежели обычное кровное.

– Хорошо, сказал он, давай так и сделаем. У тебя деньги с собой есть?

– Есть, сказал я.

– Тогда пошли.

Мы поехали с ним в оружейный магазин и купили мне пневматическую винтовку и пневматический пистолет. Потом вернулись к нему домой, и он провел мне обряд посвящения в княжескую дружину и в княжеский род. Сначала он освятил только что купленное оружие и мой охотничий нож, который я всегда носил с собой, окропив его святой водой и прочитав над ним специальную молитву – заговор. Потом сказал, чтобы я надел все это оружие на себя. Затем сам оделся в княжескую одежду, засунул за пояс родовой кинжал и взял в руки меч. Поставил меня на колени, положил мне на плечо свой меч и произнес слова какой-то незнакомой мне молитвы и сказал, что теперь я являюсь членом его княжеской дружины и его приемным сыном. С этого посвящения началось обучение воинскому искусству родовой школы князей Голицыных.

Боевое, а точнее воинское искусство Борис Васильевич начал осваивать с раннего детства.

– Настоящий воин всегда должен быть готов к войне, а значит к убийству, говорил Борис Васильевич, ведь война без убийства не бывает. Причем, готов он должен быть не, только к тому, что он будет убивать, но и к тому, что сам может быть убит в любой момент. Если человек не готов к убийству, то когда ему придется это делать, ему будет очень трудно. Для некоторых людей такая неподготовленность оказалась смертельной. Они не решались убить врага, и были сами убиты им.

Меня с раннего детства готовили к тому, что мне придется убивать и к тому, что сам я могу быть убит в любой момент, рассказывал Борис Васильевич. Для того чтобы я начал привыкать к этому меня водили на скотий двор, туда, где резали скотину и заставляли смотреть на то, как происходит убой животных. Сначала мне было неприятно и очень страшно на это смотреть, но потом я привык. Мне объясняли, что убийство является естественным явлением в мире: одни растения постоянно убивают другие, чтобы выжить самим, одни животные убивают других, чтобы выжить самим, так же и люди убивают растения, животных и друг друга для того, чтобы выжить. Это не искусство убивать, это искусство жить.

Меня с детства учили тому, как правильно убивать, убивать так, чтобы живое существо не мучилось. Я учился это делать на животных, которых должны были убить на бойне. Если животное мучилось во время моего убоя, меня сильно наказывали. Я не хотел убивать их, но если бы это сделал не я, то сделал бы кто-то другой. Эти животные были рождены и выращены только для того, чтобы в определенное время их убили и съели, и какая разница кто будет их убивать я или кто-то другой. Это понимание придавало уверенность и спокойствие не только моим действиям во время убоя, но и самому животному в момент его умирания от моей руки. Такова была наша судьба, их и моя. Я должен был их убить, а они должны были быть убиты мной. Ни я, ни они не могли этого избежать.

Это понимание помогало мне во время войны, без всякого колебания убивать людей, которые должны были быть убиты. Это были не просто люди, это были враги. Я так же не хотел их убивать, как не хотел убивать животных. Но если бы я их не убивал, то они убили бы сначала меня, а затем моих близких. Ни я, ни они не могли избежать этого – рассказывал Борис Васильевич.

Во время Великой Отечественной Войны Борис Васильевич служил в морской пехоте и был снайпером. Он воевал на Невском Пятачке, там проходили тяжелые и кровопролитные бои. Ему много раз приходить сражаться врукопашную. Он прошел шесть штыковых атак и ни в одной из них не был ранен. Правда, в одном из боев ему минометным осколком здорово поранило предплечье правой руки, но в этом он видел определенную мету судьбы. Он закрывал эту рану кожаной накладкой, которую называл голицей. Голицей называлась кожаная накладка на предплечье, куда мог садиться сокол во время соколиной охоты. Борис Васильевич говорил, что такая накладка была у всех в его роду. Вот, появилась и у него, правда, выжженная вражеским осколком. Это было для него, как фамильный знак, который он называл метой судьбы.

У Бориса Васильевича сохранилась с войны остро заточенная со всех сторон саперная лопатка, с которой он ходил врукопашную. Эта лопатка не раз спасала ему жизнь.

– Однажды во время рукопашной схватки с фашистами я почувствовал слева от себя опасность и резко обернулся. На меня почти в упор был направлен пистолет противника. Противник уже начал нажимать на курок, как мое тело отклонилось в сторону, и моя рука, державшая в тот момент эту лопатку, ударила по его руке державшей пистолет. Лопатка отрубила ему руку и эта рука, продолжая сжимать пистолет, упала между мной и им. Пистолет так и не выстрелил. Следующим движением эта лопатка срубила противнику голову и в очередной раз спасла мне жизнь – рассказывал Борис Васильевич.

Я часто приезжал в Питер и жил там по месяцу, а иногда и больше. Все это время, я практически каждый день приходил к Борису Васильевичу. Мне нравилось находиться с ним рядом, я ощущал к нему более чем сыновние чувства. Обучение мое происходило следующим образом. Сначала он рассказывал мне о каких-нибудь принципах используемых в боевом искусстве, потом показывал их применение на мне, после чего я пробовал их на нем. Так мы занимались примерно час-полтора, и шли пить чай.

Чаепитие было неотъемлемой частью обучения. Борис Васильевич считал, что все новые навыки должны быть съедены телом, так же как и любая другая пища. Они должны стать частью твоего организма, говорил он, только тогда ты сможешь свободно использовать их в жизни. Если ты будешь пытаться все это запомнить, то в момент опасности, вся твоя память может улетучиться, если же полученные тобой навыки будут являться частью жизни всего организма, то они будут выполняться организмом самопроизвольно в любых условиях. Об этом даже думать не надо, тело будет все делать само, так как ему это будет удобно и будет делать все наиболее оптимально. Для того чтобы тело лучше усвоило новый материал, во время его освоения нужно пить больше жидкости. Дело в том, что жидкость, во-первых, быстро усваивается, и вместе с этой жидкостью усваивается весь новый материал, а во-вторых, она имеет свойство хорошо хранить образы, что как нельзя лучше способствует обучению.

Чай, Борис Васильевич, как и мой дед, Андрей, любил пить с яблоками. Он клал в стакан с чаем несколько только что отрезанных яблочных долек, давал им настояться, а затем медленно с наслаждением пил.

Первая часть чаепития обычно проходила молча. Мы сидели в медитативном состоянии, впитывая в себя аромат и вкус чая. Потом Борис Васильевич начинал что-нибудь рассказывать. Он садился напротив меня, направлял свой взгляд куда-то внутрь меня и начинал говорить. В это время во мне возникало ощущение, что я будто бы раскрывался и переставал ощущать границы тела, а то, что он говорил, втекало в меня как река. Иногда, я даже не мог вспомнить, о чем был разговор, но точно знал, что все, о чем он говорил было стопроцентно усвоено мной. Он называл это прямой передачей.

Часто, Борис Васильевич, проделывал следующую практику: включал на всю громкость телевизор и радиоприемник, вставал возле телевизора и тихо о чем-то рассказывал. Поначалу шум, исходивший от телевизора с приемником, сильно мешали мне концентрировать внимание на том, что он говорил. И однажды я попросил его убавить громкость телевизора.

– Зачем? – спросил он.

– Так ведь мешает же – ответил я.

– Мешает?! А кому это мешает? Все это есть жизнь, из которой ничего нельзя выкинуть, ничего, что может тебе не понравиться. Не нужно пытаться подстроить жизнь под себя, это невозможно. Нужно научиться принимать ее такой, как она есть. Представь, что сейчас идет война, где-то слышны взрывы, стрельба, крики, и много всякого разного шума. Сможешь ли ты убавить громкость этого телевизора? А между тем, невзирая на все эти шумы, тебе нужно быть предельно внимательным. Я специально создаю эти шумы, чтобы выработать в тебе навык, выделять из всего существующего, то, что является для тебя важным, а на все остальное не обращать внимание. Это не значит, что все остальное не нужно замечать, замечать нужно все, но выделять из всего замеченного, нужно только самое важное.

Сначала тебе все эти шумы мешают, а потом ты перестаешь обращать на них внимание, и направляешь внимание на то, что является для тебя важным. Так начинает проявляться чувство, которым наделены все животные. Это то, что заставляет их во время почувствовать опасность и предпринять необходимые меры. Это умение слышать тишину внутри шума. Это умение ощущать затишье перед бурей.

Перед каждой бурей, перед каждой серьезной опасностью, возникает своеобразная тишина. Это как откат волны перед цунами. Нужно уметь слышать эту тишину и вовремя обращать на нее внимание, после чего инстинктивно выполнять то, что само просится к выполнению. Поэтому, не пытайся подавлять шумы, пытайся вслушиваться в них, причем не напряженно, а полностью расслабленно и естественно.

Я стал постоянно вслушиваться во все окружающие меня шумы, стараясь сконцентрировать и удерживать внимание на том, что ощущается важным и необходимым. Постепенно такая практика стала приносить свои плоды, причем, не только в умении выделить что-то важное из шума, а вообще в способности интуитивно определять что важно, а что нет, и затем концентрировать на этом важном свое внимание.

Одним из основополагающих занятий было занятие на видение дорожки духа или дорожки силы. Иногда эту дорожку называют дорожкой судьбы. О ней я уже слышал от своего деда Андрея и однажды даже видел ее, но на какое-то время забыл об этом. Борис Васильевич напомнил мне о ней и научил видеть ее постоянно.

Иногда, Борис Васильевич называл эту дорожку – «своей дорогой». Он говорил – жизнь течет своей дорогой. Чтобы научить меня видеть ее он водил меня по набитым людьми питерским станциям метро в часы пик, и заставлял проходить сквозь толпу через всю станцию туда и обратно, не сбиваясь с пути, не наталкиваясь ни на кого, быстрым шагом, не сбавляя темп и не сбивая дыхание. Сначала у меня это не получалось, но потом, когда Борис Васильевич сам показал, как это делать, я попытался встроиться в него и потек вслед за ним, и вдруг вспомнив знакомое мне состояние, я увидел «свою дорогу».

Это была та же дорожка силы или дорожка судьбы, которую мне когда-то показывал дед Андрей. Я рассказал Борису Васильевичу о том, что говорил о дорожке силы мой дед, и он сказал, что видит и понимает эту дорожку так же. Эта дорожка силы, так же как и моего деда Андрея выводила его живым из боев в Великую Отечественную войну.

Когда я увидел дорожку силы, Борис Васильевич остановился и сказал – да, ты ее увидел, это она. Дальше ты будешь ходить один, без меня. Будешь учиться, не сбиваться с нее, и не терять ее. Вообще-то сбиться с нее нельзя, ведь ты всегда идешь по жизни только этой дорогой. У каждого в жизни своя дорога и никакой другой дороги для него больше не существует. Но видение ее может иногда прерываться, или сбиваться. Чтобы привыкнуть к ее видению, нужно немного попрактиковаться. Сначала походишь по метро, и научишься видеть ее в этих условиях, потом научись видеть ее везде во всех совершаемых тобой действиях.

Дорожка силы, говорил он, протекает не только перед человеком, она протекает сквозь него. Она так же протекает через все живое, через всю вселенную. Видение дорожки силы заключалось не только в видении светящейся тропки, по которой идет по жизни человек, но и в видении всех совершаемых им действий. Все совершаемые человеком действия выполняются в соответствии с уже заготовленным сценарием его судьбы. Этот сценарий изменить нельзя, он создается не человеком, а потому и не может быть изменен человеком. Это не просто сценарий жизни отдельно взятого человека, а сценарий жизни всей вселенной в целом. Он возникает самопроизвольно в Едином Космическом или Безличностном Сознании.

Видение дорожки силы не дает возможности изменить судьбу, судьбу изменить нельзя, она такая, какая есть, но оно дает возможность принять свою судьбу и отдаться ей. При таком приятии все совершаемые тобой действия выполняются совершенно спокойно. Но спокойно внутренне, внешне они могут быть наполнены неукротимой яростью. Тебя в этот момент ничего не беспокоит и не тревожит, ведь случается только то, что и должно случиться, и так как и должно случаться. Ты не знаешь, что и как должно случиться, а потому безропотно следуешь, отдавшись дорожке судьбы совершая все те действия, которые ощущаешь необходимыми в этот момент. Можно сказать, что действия сами случаются посредством твоего тела.

Видение дорожки силы означает видение совершающегося действия немного раньше того, как оно начинает проявляться. В каком-то смысле, это можно назвать предвидением своей судьбы, но предвидением не полностью всей судьбы в целом, а ближайшей ее части, той, что должна случиться прямо сейчас или в ближайшие несколько секунд. Это все равно, что предвидеть рисунок совершающегося движения. Весь рисунок предвидеть практически невозможно, но некоторую часть его с большой долей вероятности предвидеть все-таки можно.

Мне кажется, что сам Борис Васильевич мог видеть дорожку судьбы гораздо дальше, чем на несколько секунд. Он мог предвидеть некоторые события на несколько лет вперед. Порой, он просто поражал меня своей прозорливостью. Так, во время одной из наших первых встреч он сказал, что не сможет мне полностью передать все, чем владеет сам. Часть, ты, конечно, сможешь перенять, сказал он, но остальное уйдет со мной в никуда. На мой вопрос, почему так? Он ответил, что просто не успеет этого сделать, он это знает. Все так и случилось.

В конце 90-х годов его пригласили выступить на фестивале русских воинских искусств, на традиционном празднике «Дмитриев день» в Екатеринбурге. Его часто приглашали на такие мероприятия, и он в большинстве случаев принимал эти приглашения. Так случилось и в этот раз.

На том фестивале, Борис Васильевич как обычно рассказывал о своей родовой воинской школе и показывал разные способы освобождения от нескольких противников. Во время одного из показов на него нависли пятеро здоровенных парней. Один из них сзади сворачивал ему шею, двое других заламывали руки и двое удерживали в ломках ноги. Борис Васильевич медленно, с объяснением начал освобождаться от их удержаний и мягко, чтобы не травмировать этих ребят, начал раскидывать их в разные стороны.

Парень, что удерживал ему шею, видимо совсем не понимая свою задачу, продолжал, что есть силы, ломить шею, не давая возможности Борису Васильевичу медленно и мягко освободиться от его захвата. Он делал это так, будто перед ним находился не пожилой учитель, который объясняет и показывает ему тонкости боевого искусства, а реальный противник, который собирается его убить. Не смотря на всю жесткость удержания и откровенную тупость этого бойца, Борис Васильевич спокойно освободился от его захвата, но было ощущение, что во время этого освобождения тот все-таки повредил ему шею.

Во время этого освобождения, у Бориса Васильевича была возможность быстро освободиться от жесткого захвата шеи. Но тогда была опасность причинения вреда молодому бойцу, удерживавшему в захвате его шею. И Борис Васильевич, будучи вежественным человеком, не пошел на это. Он с предельной бережливостью к молодым бойцам, медленно и с объяснением освободился от их захватов, но тело его от этого пострадало.

Борис Васильевич, как ни в чем не бывало, закончил свое выступление и практически сразу уехал домой в Питер. Никто даже ничего не заметил и не заподозрил. К сожалению меня, в тот момент не было рядом, возможно я смог бы ему вовремя оказать помощь и вправил бы ему смещенные позвонки. Я видел все это позже на видеозаписи сделанной моими друзьями и уточнил это в разговоре с Борисом Васильевичем.

Сразу по приезду с этого фестиваля Бориса Васильевича положили в больницу с диагнозом инсульт. Я, как только узнал о случившемся, сразу приехал к нему и поправил ему шею, но было уже поздно, инсульт сделал свое дело, организм Бориса Васильевича так полностью и не смог восстановиться от этого. Борис Васильевич прожил после этого случая примерно два года и ушел из тела, как он говорил, в «чистое никуда».

Однажды во время наших с ним занятий, Борис Васильевич сказал, чтобы я нашел двух толковых Питерских ребят занимающихся боевым искусством, с которыми я смогу отрабатывать кое – что из того, чему учусь у него. А в то время, пока меня не будет, он будет немного подготавливать этих ребят к моему очередному приезду. Я так и сделал. У меня были на примете такие ребята, с которыми нас на тот момент объединяла тяга к освоению воинского искусства. Это были Миша Сковородин и Витя Селезнев. Я рассказал им о том, что предложил мне Князь, и они с радостью согласились.

Я привел этих ребят к Борису Васильевичу, они ему оба понравились и он одобрил мой выбор. Иногда я приезжал к Князю Голицыну один, иногда с этими ребятами, а иногда, когда меня не было в Питере, эти ребята сами приходили к нему на занятия.

Вообще-то Борис Васильевич не проводил никаких занятий и не вел никаких групп. Кроме нас, по словам Бориса Васильевича, к нему иногда приезжали Дима Семенов из Новосибирска и Григорий Базлов из Твери. Борис Васильевич делился с ними некоторыми секретами своей родовой школы.

Наши с ним занятия проходили у него дома, а иногда на улице. Эти занятия не были похожими на обычные занятия боевыми искусствами, что обычно проводятся в спортивных залах. Это было в первую очередь объяснение с показом разных принципов являющихся основами боевого искусства князей Голицыных. По большому счету это было даже не боевое и не воинское искусство, а искусство жить. Борис Васильевич сам неоднократно называл его так.

– Все, чему меня учили, все, что я знаю, говорил он, можно назвать – искусством убивать, и многие люди так это и называют, но в действительности все это является искусством жить. ЖИТЬ! Жить при любых условиях и любых обстоятельствах! Жизнь нужна только для того, чтобы жить. Жить и получать от этого проживания все, что жизнь с собой приносит.

Если тебе стало плохо, или ты сильно устал, собери в себе силы, сделай глубокий вдох и потом, делая сильный выдох, скажи «ЖИИИТЬ», скажи это как бы внутрь себя, пробуждая, таким образом, скрытые силы жизни. Скажи так, чтобы это было похоже не на слова уставшего или больного человека, а на рык дикого животного, льва например. Это очень хорошо помогает быстро собрать себя воедино и восстановить в себе силы жизни – учил меня Борис Васильевич.

У Бориса Васильевича было потрясающее видение и чувство движения. Как-то раз он попросил нас с Виктором помочь принести ему из гаража старинный письменный стол и поставить его к нему в комнату. Гараж его находился у него во дворе неподалеку от его дома. Это был старинный дубовый стол, сделанный из цельных кусков дерева, гораздо тяжелее обычных современных столов. Мы с Виктором на тележке привезли этот стол из гаража до дома, но оказалось, что стол такой большой, что его невозможно будет пронести по лестничной клетке. Тогда мы решили поднимать его по веревке в окно Голицынской квартиры.

Квартира Голицыных находилась на втором этаже двухэтажного дома. Эти дома были построены сразу после войны пленными немцами, и Борис Васильевич с улыбкой говорил об этом: «Это мне фрицы в качестве компенсации за причиненный во время войны ущерб построили».

Мы нашли в гараже у Бориса Васильевича крепкую веревку, спустили один конец ее в окно и хорошо привязали его к столу, а за другой начали тянуть. Так же мы привязали к столу еще одну веревку, за которую, во время поднятия, можно было оттягивать стол от стены, на которой между первым и вторым этажами находился широкий карниз. Этот карниз явно мешал поднятию стола.

Мы с Виктором поднимали стол вверх, а Борис Васильевич стоял внизу и тянул за веревку, оттягивая стол от карниза. Мы уже начали было затаскивать стол в окно, как в самый последний момент веревка вдруг оборвалась, и стол полетел вниз. У нас с Виктором все внутри перевернулось. Мы посмотрели друг на друга испуганными глазами. Ну, подумали мы, всё, конец, убили Князя. Он ведь стоял все это время прямо под самым столом, да еще и натягивал этот стол на себя, а стол с такой скоростью и так неожиданно полетел вниз, что он вряд ли успел от него отойти. Мы в страхе выглянули в окно. Внизу на асфальте лежал письменный стол, а рядом с ним приспокойненько стоял Борис Васильевич.

– Ну, что там у вас, веревка, что ли оборвалась? – совершенно спокойно, как ни в чем не бывало, спросил он.

– Да, кое-как смогли вымолвить в один голос мы с Виктором.

– Ну что, может быть стоит веревку вдвойне сложить да еще раз попробовать, предложил Борис Васильевич, со столом-то ничего не случилось, крепеньким оказался. А про себя он даже и не обмолвился. С ним явно ничего не случилось. Случилось только с нами, мы с Виктором перепугались не на шутку.

– Да, конечно, давайте еще раз попробуем, согласились мы.

Мы быстро сбежали вниз, сложили веревку вдвое, покрепче привязали ее к столу и без проблем подняли стол в комнату.

Внизу, рядом с Борисом Васильевичем в тот момент находилась моя жена и дочь. Когда мы с Виктором спустились вниз, то спросили у них, как все это действие с падением стола выглядело со стороны. Они сказали, что стол в одно мгновенье свалился вниз, а Борис Васильевич только слегка отодвинул в сторону свою ногу, как на это место, где только что стояла его нога, приземлился стол. Он даже не шелохнулся во время всего этого.

Когда я спросил у него о том, как он успел увидеть падающий стол и ровно на столько, на сколько было нужно, отодвинул свою ногу в сторону, он сказал, что тело в нужный момент само сделало нужное движение, и что сам он ничего для этого не делал, только наблюдал происходящее. Это было потрясающей демонстрацией его искусства жить.

Борис Васильевич знал много простых, но действенных способов направленных на поддержание в человеке силы жизни. Многие люди, говорил Борис Васильевич, думают, что воинское искусство нужно для того чтобы воевать. Но они заблуждаются. Оно нужно для того чтобы жить, для того чтобы поддерживать жизнь в себе, в своей семье, в своих близких, в своей стране и на всей Земле. Если ты хочешь изучать воинское искусство, то направь свое внимание на изучение искусства жить, без него никакого воинского искусства, как и любого другого искусства, быть не может.

Все что ты видишь и воспринимаешь, есть проявление жизни. Нет жизни – нет и искусства. Нет тебя – нет и жизни. Жизнь есть только потому, что ты есть. Ты есть и основа и проявление жизни, и при этом, ты есть – нечто независимое от нее. Если бы то, что есть ты, заканчивалось смертью, то люди очень дорожили бы жизнью и никогда бы не шли осознанно на смерть и не убивали бы друг друга. Но они с легкостью отдают свою жизнь ради чего-то, что считают более ценным, чем жизнь. Это происходит оттого, что в глубине души они совершенно точно знают, что они бессмертны и с ними ничего не случается. Вот на что в первую очередь нужно обратить свое внимание.

Это видение и понимание является основополагающим в искусстве жить. Жизнь без тебя – ничто, ее просто нет. Она есть потому, что ТЫ ЕСТЬ. А ТЫ ЕСТЬ ВСЕГДА. Это знание помогает проживать жизнь спокойно и бесстрашно, и именно оно является основой любого воинского искусства.

Умом я понимал то, о чем он говорил, но настоящего, глубокого понимания во мне тогда еще не было. Оно возникло несколькими годами позже. Оно возникло неожиданно и спонтанно, без какого либо участия с чьей бы то ни было стороны. На это понимание никто и ничто не может оказать никакого влияния, но все, что происходит, так или иначе, возникает в нем и приводит к нему.