Подвиги силы основателя Киокушинкай Каратэ — Масутацу Оямы (часть 6) Все Бои Масутацу Оямы

… В 1952 г. В соревнованиях команды профессиональных борцов. Там он выступал под псевдонимом «Масс Того» в качестве младшего «брата» Великого Того — известного дзюдоиста 4-го дана, калифорнийского нисэя (т.е. американца японского происхождения) по фамилии Эндо.

Поездка проходила без всяких приключений. Интерес местных зрителей к японскому дуэту оказался крайне низким, а «Масса» так и вообще не желала выпустить на арену. Объяснение такому поведению промоутеров не позволяет найти в интервью Оймы: «В Америке — около 4000 профессиональных борцов. И в этом есть легендарный мастерский дзюдо и многократный чемпион Японии, который также выступал в профессиональных борцовских шоу в США), и Я выгляжу, словно воробьиные, ведь среди профессиональных борцов полно здоровых людей в 48, а то и в 51 сантиметр «.

Мне хотелось, чтобы японцы хотели. И вот, во время шоу, главный герой программы «Гвоздь», Дик Рил, чемпион по кетчу, поднимает зрителей до уровня, который должен дать ему тысячу долларов тому, кто сможет применить его любым способом в бою без правил. В то время, когда он весил около 82,5 кг, весил около 170 см и весил около 77,5 кг. ,

Чемпионат медленно проходит на фирменном удушающем приеме. Он не мог найти ни одного незащищенного места. Он был уязвим, чтобы его удар был заблокирован. Он показывал сокрушительный удар левой в нос противнику. Рук пытался защититься от этого удара и взмахнул руками. Только этого и ждал Ояма. У него есть руки, и он идет на себя и тут же, на встречное движение, всадил его в грудь мощнейший удар кулаком. Ров пошатнулся, каратист нарисовал еще пару ударов кулаками в ту же точку — словно молотком по гвоздю. Его прoтивник рухнул на ринг со стеклянными глазами. Заканчивалась третья минута боя …

По материалам журнала «Додзе»

На данный момент удалось обнаружить всего три версии этого поединка.

Первая версия из книги Джея Глюка, автора книги «Zen Combat» («Дзенские Боевые Искусства»).
Второй вариант, это пересказ этого события Ясухико Оямой.
И последний вариант — фрагмент интервью Оямы, данного корреспонденту журнала «Прорэсу боксингу».

Версия Джея Глюка.

В Дес-Моне публика освистала Ояму и его демонстрацию каратэ — разбивание твердых предметов, ему кричали: «Мошенник! Жульничество»! И тогда, вспомнив о заработанной в Миннеаполисе тысяче долларов, Ояма предложил зрителям попробовать посоревноваться с ним в разбивании кирпичей. Вызов принял местный полицейский офицер — здоровяк весом под 130 кг, громко хваставшийся своим 3-м даном по дзюдо. Он схватил кирпич, бросил презрительную усмешку в сторону Оямы, пару раз, примеряясь, стукнул кулаком по кирпичу и приготовился к решающему удару. Ояма видел, что от волнения у него вспотели руки. Он хотел предупредить его, что потной рукой бить кирпич опасно, но…полицейский уже долбанул изо всех сил по мишени. Предупреждать уже было поздно…

«Пот — самое худшее,что только может быть, — рассказывает Ояма. — Я всегда держу при себе полотенце, чтобы вытереть пот с рук.» По его словам, американец ударил по кирпичу с гораздо большей силой, чем требовалось, чтобы с легкостью разбить его, «если бы он нанес удар правильно». Но влажная рука полицейского соскользнула, ободрала при этом кожу и покрылась кровью.На кирпиче же не было не было ни трещинки. Он стал громко ругаться и кричать, что японцы — жулики, и что он разделает Ояму под орех, если тот рискнет схватиться с ним в поединке. Теперь уже разозлился Ояма… Вызов он, разумеется, принял.

Американец переоделся. Когда он поднялся на сцену, Ояма поклонился ему — отчасти по причине этикета карате, отчасти — для того чтобы успокоиться. Его пртивник громко потребовал предъявить деньги, заявив, что, если денег нет, он драться не будет. Ояма заверил его, что деньги имеються в наличии, и бой начался.

Ояма принял типичную каратистскую стойку: одна руки впереди, вторая — у бедра. Казалось, он совершенно раскрыт, и американец сразу же изо всех сил атаковал его мощным круговым ударом кулаком в голову. Японец ушел от него отшагом. При этом он взглянул в глаза разъяренному противнику и сразу понял, что перед ним просто псих. Тем не менее, каратист сохранил хлоднокровие. Он продолжал защищаться, уклоняясь от ударов обезумевшего дзюдоиста и дожидаясь, когда он окончательно раскроется. Наконец, уловив удачный момент, Ояма нанес серию из трех ударов кулаком в область сердца и грудины противнику. Потом он рассказывал:» Думаю, я не особенно сдерживал свои удары, во всяком случае, я тогда услышал тошнотворный звук, какого никогда не слыхал ранее». Американец рухнул на пол с семью сломанными ребрами. С начала боя прошло всего полторы минуты. Публика была взбешена, и для того, чтобы японцы смогли выбраться оттуда, потребовалось вызвать подразделение полиции по пресечению общественных беспорядков…

Воспоминания Ясухико Оямы.

Ояма рассказывал: «Слушайте все! В Америке есть такие здоровяки, что похожи на привидение. Того, мой продюсер, совершенно не зная характера американцев, как-то вцепился в меня и стал выкрикивать: «Мас Ояма — самый сильный уличный боец в мире. Он вызывает на бой любого желающего! Если кто-то сможет его уложить, я заплачу ему тысячу долларов»! Я совершенно не понимал английского языка и потому, одиноко стоя посреди квадратного ринга, всеми силами старался понять, что он такое говорит.

Вдруг зрители зашумели. Произошло это, когда Того произнес: «Ван саудзан дара» — «Тысяча долларов»! Не зная даже алфавита английского языка, я только и понял что эту фразу «ван саудзан дара!» Ха-ха-ха!». «Под ужасный гул, несшийся со всех концов зала, со своего места поднялся здоровенный мужик. Тут я сообразил: «А-а, так они хотят, чтобы этот мужик схватился со мной»! В разных концах зала встало еще несколько человек, но тут Того поднял вверх один палец и сказал: «Онри ван»! — «Только один»! Под смех и аплодисменты мужик в джинсах и футболке направился к рингу.

Чем ближе он подходил ко мне, тем здоровее становился. Он поднялся на ринг и уставился на меня сверху вниз. Головой я ему едва доходил до груди. Стоя передо мной, он казался мне здоровенной двустворчатой дверью. Я невольно оглянулся на Того: у него от неожиданности даже рот раскрылся: «О-о, биггу!…» — «Здоровый!…». Вот тебе и «здоровый» — надо же характер зрителей знать, когда такое устраиваешь! «Ояма, Ояма! — закричал мне Того, — Все нормально! Нормально! Тысяча долларов — деньги немалые!» Рефери смотрел на нас, не понимая ни слова.

Мужик также с любопытством оглядел меня, и, в конце концов, расхохотался и сказал, обращаясь ко мне: «Ну, что?! Схватимся?» Честно говоря, у меня колени задрожали. Мужик что-то злобно закричал и пошел на меня, намереваясь схватить меня обеими руками. И тогда я машинально ударил его в пах левой ногой. Эффективность — стопроцентная! Ха-ха-ха! Сейчас все это кажется смешным, но этот удар ногой у меня получился совершенно машинально. С воплем «У-у!» мужик присел на корточки. Машинально я черкнул пальцами по его глазам. Затем придавил лицо мужика левой рукой и нанес ему правый гяку-дзуки в бок. Мой кулак глубоко погрузился в его тело. На этом все и закончилось.

При виде этого зрители пришли в бешенство. Начался ужасный гвалт. Мне пришлось спасаться из зала бегством под защитой шерифа, охранявшего зал. Потом я понял, из-за чего зрители взбесились. У них бить ногой в пах считается подлостью. Похоже, именно этот удар и разъярил их. Ударом кин-гэри нужно овладеть в совершенстве. Кроме того, обязательно нужно защищать пах. Разобьют тебе «золотую мишень» (кинтэки) — и все, конец! Ха-ха-ха».

Интервью Оямы, корреспонденту журнала «Прорэсу боксингу».

В частности, Ояма рассказывал: » И вот, Великий Того объявляет:» Мой младший брат умеет разбивать кирпичи! Никакого мошенничества здесь нет. Если кто-то из зрителей тоже может разбтить кирпич, прошу на сцену»! А среди зрителей оказался один дзюдоист третьего дана. Он и заявил: » Я могу запросто разбить кирпич»! Попробовал, но не разбил. Дело в том, что нужно знать, как именно нужно бить. И после того, как я разбил этот же кирпич,публика удивленно зашумела».

«Американцы совершенно не знают, что такое каратэ. И об этом необходимо помнить нашим профессиональным борцам. И вот, я мгновенно блокирую рукой. Бил он изо всей силы, но я неожиданно ударил его ногой в пах. Из-за этого зрители пришли просто в бешенство — они разозлились именно на то, что я ударил в пах. Особенно женщины. разозлились на то, что я ему вмазал по-настоящему. Но уж такой я человек: коли дерусь, то дерусь по-настоящему. Как бы там ни было, но на ринге пролилась кровь, и тут начался кошмар. Мы не могли спуститься с ринга. Окончательно взбесившиеся зрители орали.

Самую быструю победу Ояма одержал в Чикаго в бою против Дэна Календара, ста двадцати киллограмового богатыря, бывшего профессионального борца и инструктора полицейской школы по дзюдо и боксу.

По ожиданиям каратиста, этот бой должен был оказаться самым тяжелым. Американец был очень хладнокровный, двигался очень легко и быстро, свободно переходя от бокса к дзюдо и наоборот. Он прекрасно знал, как использовать свое колоссальное преимущество в весе. Как рассказывал потом Ояма, он даже не сообразил, как все произошло, так как действовал на чистом автомате.

Дэн атаковал его правым «крюком», за которым должен был последовать либо нокаутирующий удар слева, либо дзюдоистский захват. Каратист блокировал «крюк» левым ребром ладони, затем взмахнул рукой вверх и подпрыгнул, чтобы подняться выше роста противника, и нанес два молниеносных удара ребром той же левой ладони: один в незащищенное горло Дена, второй — в висок ( кажется, это из области кино…). После этого Дэн упал, причем его левая рука так и замерла у подбородка для защиты от удара каратиста справа, который так и не последовал…

Он провел без сознания почти два часа после всего лишь десяти секунд на ринге…

Заключение Оямы: чем больше противник, тем громче падает.

По материалам журнала «Додзе»

Самым тяжелым боем для каратиста оказался поединок с боксером, практически равным ему ростом и весом, по фамилии Бекер.

Бекер прекрасно двигался по рингу, и когда Ояма наносил удар кулаком, он, как правило, уже успевал уйти. Гоняясь за боксером, японец даже умудрился выпасть из ринга: «Я промахнулся в ударе и поскользнулся. Он заставил меня нападать с помощью приемов искусства, расчитанного на оборону», — рассказывал он.

Но и Бекер не мог нанести ему урона. Даже когда он попадал в японца, его удары оказывались недостаточно сильными, чтобы свалить его. И все же время играло на Бекера — по очкам он выигрывал. Ояма отмахивался от бесконечных джебов противника, как от назойливых мух, но нанести решающий удар никак не мог. Толпа шумно болела за американца.

Ояма не был хорош в длинных прыжковых выпадах и, чтобы достать противника был вынужден делать по несколько прыжков вперед, а Бекер легко и непринужденно оттанцовывал от его атак. Неожиданно каратист отпрыгнул назад. Такого маневра боксер не ожидал, и, прежде чем он сообразил, что за этим может последовать, Ояма с длинным прыжком вперед нанес ему укол вытянутыми пальцами в солнечное сплетение. Нокаут. Всего за несколько секунд до окончания победного для Бекера боя…

«Бекер никогда бы не проиграл уличной драки, — вспоминал впоследствии Ояма.- Он был для этого слишком хладнокровным, слишком умным. Какой же это был бой! Какой же каратист мог бы из него получиться!»

По словам очевидца Ямаситы, Ояма, облаченный в каратэги, поднялся на ринг, где его поджидал боксер. Японец занял низкую прочную каратистскую стойку и застыл на месте. Его руки были без перчаток. Боксер двинулся на него, умело используя «челнок» и постоянно атакуя левым прямым. Его удары были очень быстрыми. Ояма не успевал контратаковать и потому выжидал, пока пртивник раскроется. Несколько его попыток достать боксера в выпаде ни к чему не привели. Как вспоминает Ямасита, по его лицу было явно видно, что он очень раздражен. Потом он, видимо, окончательно потеряв всякое терпение, неожиданно сделал длинный выпад вперед и нанес удар «рукой-копьем». Этот удар попал точно в солнечное сплетение, и боксер оказался в нокауте.

По материалам журнала «Додзе»

Бой произошел во время поездки Оямы Масутацу по странам Юго-Восточной Азии в 1950-х гг. Рассказывают, что он получил вызов на бой от чемпиона Таиланда в тяжелом весе по прозвищу «Черная кобра» и легко его выиграл, в первом же раунде сломав противнику челюсть. Иные детали этой встречи авторам настоящей публикации неизвестны. Очевидно лишь одно (если даже этот эпизод действительно имел место): единичный факт не доказывает ничего; ни превосходства каратэ, ни слабости тайского бокса.

Из книги Жака Сандулеску «ДОНБАС»,
фрагмент главы «МОЯ ДРУЖБА С MAС OЯМА»

…Они были обычной бандой , которые почти каждую субботнюю ночь выбирали наугад ресторан или клуб, чтобы потерроризировать его. Сегодня вечером их «Харлеи» были припаркованы перед моим кафе «Фламенко». Внутри, молчала гитара, перепуганные официантки и обслуживающий персонал жались к стенам. Улица блестела от осколков стекла. Просто когда официантка возразила отказу бандитов оплатить счет, лидер банды расколотил кирпичем окно. И все это мы с моим другом увидели, когда пришли туда, после шести часов тренировки.
Мы увели их подальше от кафе, любопытных глаз и натоптанных полицейских троп, вниз в темный, узкий переулок, где можно втоптать этих быков в грязь. Пока мы шли, семеро из них взяли нас в кольцо. Постепенно зажимая , они насмехались над нами. «Эй, пидорасы, кто нам сказал выходить? «- рычал их лидер. «Это — мое учреждение. И сейчас мы вас накажем. «- сказал я спокойно. «Да? Ты, и грязный японец? «

Я посмотрел на моего друга, и наши глаза встретились. Его глаза были глубоки и черны и мерцали подобно обсидиану в свете уличного фонаря. Те, кто знал Масутацу Ояму, знают экстраординарную мощь, которую излучали его глаза. Глаза большинства людей в поволоке или замутнены, поскольку их мысли блуждают. Его глаза были лазерами чистого, сосредоточенного желания. Если бы вы были глупым панком, подобно этим парням, вы могли бы не заметить его кошачью походку, или руки с кулаками, как два камня, и видеть перед собой просто невысокого коренастого восточного мужчину. Но я не мог полагать, что они не видели опасность в его глазах. Лидер банды вытащил из мотоцикла тяжелую цепь и начал раскручивать ее на уровне талии. Другой накачавшийся толстый, два на четыре, со звоном выдернул кол из железного забора. Они могли бы быть глупы, но они были кровожадны, а их количество и алкоголь в венах сделали их храбрыми.
Они думали, растоптать двух невооруженных мужчин, будет легко. Они не знали, с кем имеют дело. Я сам имел серьезную репутацию уличного бойца. Шесть футов два с половиной дюйма и приблизительно двести двадцать фунтов, бывший профессиональный боксер-накаутер, известный сногсшибательными хуками. И я сходил с ума, когда разные хулиганы и прочее отребье бросали мне вызов, ведь право было на моей стороне.

Местные гангстеры видели, как я бил голыми руками. У людей от лица кожа кусками отваливалась, а пяткой я просто проламывал грудь. После этого они сказали мне, что я «конкретный» мужчина, тот, которого нужно уважать и даже бояться. Я знал, что моя сила тем больше, чем больше опасность и гнев. Но тайна Maс Ояма, в том, чему я столь поразился в нем, была способность обратиться к этой силе по желанию и сосредоточить ее точно. Я имел сырую дикую мощь, а он имел высший контроль.

Вау! Просвистела цепь! Главарь крутил её в смертельном круге, все ближе и ближе к Канчо (так я называл Ояму). Я видел, что он спокоен и готов встретить его. Я чувствовал себя настолько счастливым. Он был самым сильным человеком в мире, и он был моим другом. Я откинул назад голову и взвыл упоенный радостью сражения.

Мы были разгоряченными после тренировки, и не было никого на земле, кто мог бы встать на нашем пути.

Я видел, что Канчо оценил опытным взглядом этих семерых отморозков. И поскольку мы заманивали их подальше от кафе, то выглядели подобно двум рыцарям, едущим на сражение. Он выезжал впереди, его скромные габариты, убаюкавали их до небрежности, его азиатское лицо, воспламеняло их националистические предубеждения. Я прикрывалал его спину.

Ужасающий свист тяжелой цепи главаря, которую кружат подобно смертельной невидимой бритве, вращалась все ближе и ближе к голове Канчо. Ноги, только что твердо стоящие на асфальте, слегка сместились и Канчо увернулся войдя в ритм с цепью. И внезапно он прыгнул прямо в описываемую цепью дугу. Молниеносно и недоступно взгляду, его правая рука выстрелила вперед и выхватила цепь из воздуха. Он дернул её на себя и пронзил солнечное сплетение главаря пушечным ударом левой руки. «УУУХХХХХ!» Воздух вырвался из сального панка, и его рот раскрылся в безмолвном крике. Я посмотрел на Канчо, его черные глаза сияли жестокой радостью сражения.

Остальные потрясенные увиденным колебались всего доли секунды. Двое из них схватили меня за руки, а третий попытался ударить меня кулаком в пах.
В это время толстопузый здоровяк размахивал толстым деревянным брусом перед лицом Канчо, словно гигантской бейсбольной битой.
Оперевшись на захвативших меня двух бандитов, я бросил обе ноги в лицо того, который хотел ударить меня в лицо кулаком, затем вывернулся и, закручивая левого и правого противника, разбил уракеном лицо одному и вонзил в ребра локоть другому. Перемещения в стойках, намотанные тысячами повторений, дали о себе знать моим противникам. Я чувствовал их кость и хруст хрящей и ощущал клубы боли и гнева.
Канчо, тем временем, позволил отморозку, махающему брусом, прижать себя к железному забору. На мгновение показалось, что он был на волоске от гибели, жирдяй с чудовищным воплем обрушил брус, словно топор, ему на голову — но Канчо уже не было там. Один конец деревянного бруса застрял в шипах забора, и с чудовищным Кияй, словно из недр земли, Канчо расколол его ребром ладони, и нанес ужасающий кин-гери в жирный, мягкий пах.
В тот момент я услышал шорох кожи. Я осмотрелся. Высокий, болезненный парень с прыщавой кожей и хвостом енота, свисающим от пояса, вытащил из ножен обработанный костью охотничий нож, и одним движении бросил его в Канчо. Все это случилось мгновенно, гораздо быстрее чем об этом можно рассказать. Не задумываясь, я рубанул шуто по бросающей нож руке, как будто я ломал кирпич. Я почувствовал хруст кости, но нож уже летел, отклонясь всего на долю дюйма. Я завопил — «Канчо!». Он немедленно отреагировал, и нож просвистел мимо.
Он позже шутил, что нож пролител достаточно близко чтобы он мог им побритьсяе, но он, как и все азиаты не очень нуждается в бритье.

Главарь все еще лежал на земле. Один которого Канчо пнул, пробовал отползти от нас подальше. Другие пятеро избитых, убежали спотыкаясь, держась за отбитые места. Этот тупик заканчивался свалкой. Я посмотрел на Канчо, взял главаря банды за пояс, и воткнул его головой в мусорный бак. Внезапно завыли полицейские сирены, они приближались. Самое время, чтобы исчезнуть. Канчо посмотрел на меня и усмехнулся: «Пойдем перекусим, хорошо?»
И это — то, что было на самом деле.

Легенда? Скорее всего. Но…
Накано Мичиоми (1911-1980) — основатель Сёриндзи-Кэмпо, более известный под псевдонимом Со Досин, в одном своем интервью на семинаре, публично высказался о сомнительных достижениях Мас Оямы. Он осудил явно показные действия Оямы и сказал, что карате предназначено для боя с людьми, а не для насилия бедных животных.

Все суждения о коллегах выраженные в надменных тонах надо доказывать на татами или обьяснять что «имели в виду».

И вот как-то, совершенно случайно в ресторане, пересеклись пути мастеров. Ояма попросил объяснить, что Со Досин имел ввиду. Основатель Сёриндзи промямлил что-то о том, что ему нечего доказывать или что-то в этом роде.

Ояма понял что разговора не будет и зарядил кулаком по лицу Досина.

Ояму на старости лет забрали в полицейский участок и попросили так себя больше не вести, уважаемый человек всё же, в возрасте.

Первые соревнования по правилам Оцуки прошли в мае 1939 года — это были соревнования региона Канто, в которых приняли участие несколько университетов, а в 1957 году перед первым всеяпонским студенческим чемпионатом эти правила были приняты за основу и признаны всеми стилями.

Ученики Оцуки были настоящими бойцами. Накагава, как-то провел спарринг с Масутацу Оямой, основателем стиля Кекусинкай. Было это после того, как Ояма в 1949 году выиграл чемпионат Японии, после того, как вышел фильм о его схватке с быком и он стал знаменит. Ояма пришел в Тодай, и Оцука предложил ему поспарринговать с одним из старших учеников. Понятно, что удары они лишь обозначали, однако схватка была очень жесткой. Получасовой поединок завершился вничью, хотя Накагава потом сказал, что если бы бой велся в контакт, победил бы Ояма, а очевидцы утверждали, что по очкам победил Накагава. И это при том, что Накагава не входил в число сильнейших учеников, а самому Оцуке проигрывал в одну калитку.

Кстати, то, за счет чего снискал себе славу Ояма — в первую очередь разбивание предметов, — практиковалось в клубе Тодай еще в 30-ых годах, просто никто это не афишировал.

Когда я говорю о полноте жизни, я вовсе не имею ввиду одни лишь приятные вещи, которые могут её наполнять. Прискорбного тоже хватает, и это правильно: в жизни должно быть всего понемногу, иначе не почувствуешь всей полноты.

Дело было в Нью-Йорке. Мне тогда исполнилось лет тридцать пять или тридцать шесть (1958-1959гг. — прим. автора). Любил расхаживать по Бруклину, по Гарлему, словом, нравилось мне искушать судьбу, хотя неоднократно приходилось убеждаться в том, что это не правильно, не хорошо. Знал, что не хорошо, а делал, как видно, тоже «чего-то не хватало». ВОТ И ПОЛУЧИЛ!

Переходя из одной узкой улочки в другую, средь бела дня я таки нарвался на те неприятности, на которые долго напрашивался. Негры — проблема не только американская, но в Америке, согласитесь, она имеет свое особенное звучание. Если не соваться в негритянские районы, её можно просто никогда не ощутить. Бывают счастливчики, которым в этом невероятно везет. Однако я не из них. Не обходить же мне десятой дорогой опасные места, когда я всю жизнь свою посвятил борьбе с опасностями. И вот дождался, наконец.

Надо сказать, что американские «билдинги», то есть дома, далеко не везде одинаковы. Иные напоминают заброшенный завод, а иные — шахту, по причине зияющей дыры, образовавшейся на месте старого фундамента. Словом, прогуливаться там — удовольствие не для каждого. Но я и не считал себя «каждым», так что изо дня в день смело вышагивал километры по этим безобразным, но лишенным обычного автомобильного смрада лабиринтам. Своеобразный моцион, ежедневная прогулка, если хотите.

Мое тогдашнее приключение и сейчас очень живо стоит у меня перед глазами, как будто это все произошло вчера.
Если у вас деньги, есть ли у вас при себе другие ценности или просто заурядное имущество — этот вопрос всегда волновал жителей Гарлема, а особенно в те моменты, когда вы сами их ищете с целью немного познакомиться.

Мое знакомство с обитателями американских трущоб было непродолжительным, но весьма опасным для жизни, там я едва с ней не распростился. Негостеприимные представители чернокожего населения, их было в тот день трое-четверо, завидев меня, оставили свои обычные дела и как-то странно заторопились в мою сторону. Мне бы тут же смекнуть, в чем дело, и дать стрекача, но моя профессиональная гордось не дала мне этого сделать. Не мог я пасть так низко, лучше было умереть. Меня, вероятно, приняли за богатого и наивного японского туриста, мечтавшего вкусить все прелести Нью-Йорка.

В общем, теснимый неприятелем, я вскоре, неожиданно для самого себя, оказался на четвертом этаже подозрительного билдинга, причем внутри квартир не оказалось, одни лишь полуразрушенные лабиринты, окаймленные такими же полуразрушенными лестничными пролетами.
Дальше все происходило как в плохом боевике, ничего интересного, поверьте мне на слово. Попинали, обшарили, а когда я попытался показать что-нибудь из своего боевого репертуара ( балансируя между провалами конструкции!), меня и вовсе «вырубили», да так искусно, что, очнувшись, я сначала ощутил себя уже в ином мире, в мозгу словно молоты ударяли и мелькнула мысль: «Конец!»

Так пролежал я до наступления сумерек, и только сгущавшаяся темень заставила меня кое-как подняться на ноги и попытаться выбраться на улицу.

Дело это было непростое. Стараясь найти удобную лесницу, я то и дело натыкался на труднопреодолимые бреши. То есть, в здоровом состоянии я бы с ними справился в два счета, но сейчас такие прыжки было делать опасно: с больной головой да ещё в полутьме можно было запросто загреметь на самое дно одного из зияющих «колодцев».

Спас меня мальчуган, тоже негр, но настроенный так миролюбиво, что я поначалу принял его за ангела. Сначала он юркнул прямо передо мной в один из коридоров и поманил меня туда же. Я покорно поплелся следом, благодаря судьбу за снисхождение и терпимость ко мне, беспутному. В тупике коридора зияла дыра, служившая когда-то окном. Я глянул вниз: до земли метров десять. Однако маленький чертенок вскочил на подоконник и ухватился за расположенную рядом пожарную лестницу, о существовании которой я сначала и не подозревал. Пришлось и мне спуститься следом за ним. Но не до земли. Лестница обрывалась за три метра до нее. Мальчуган, не долго думая, по-обезьяньи, перескочил на крышу стоящего рядом гаража, ныне служившего приютом для бродячих кошек. Его-то крыша выдержала, но не меня… В общем, минут через десять беседа наша уже мирно протекала среди стянутых неизвестно откуда вонючих матрацев и прочего хлама, на полу того самого бывшего гаража.

Я валялся среди этих куч обессиленный и несчастный, а мальчишка, успев понять, что я немного кумекаю по-английски, усиленно тормошил меня, заставляя отвечать на вопросы.
— Э-э-эй!..
— А-а-а
— Ты кто?
— Я?..
— Ты, ты!..
— Я — Ма-а-а.
— Чего?
— Ма ма
— Мама?
— Я — Масу Ояма паршивец. Спасибо тебе, однако.
— Кто-кто?

И так далее. Мне хотелось оседлать своего любимого конька и рассказать парнишке, как полезно заниматься каратэ и какой из него вышел бы первоклассный каратист, раз он такой «летучий». Но, увы, ничего из этого не вышло. Разговаривать я в тот вечер не мог.
Кошки подозрительно косились из своих углов и явно не одобряли продолжение нашей беседы. Зеленые светлячки их глаз буравили нас, будто приглашая на выход.

Не было у этой истории никакого особенного продолжения, никого я в этот день ничему не научил, научили разве что меня.

Это единственный известный факт, когда легендарный Основатель Каратэ Киокушин, Сосай Ояма признавал себя побежденным за всю его жизнь в каратэ.

Человек — кого весь мир боевых искусств называет «Рукой Бога» или «Богом Каратэ». Он — отрубал горлышки бутылок и крошил камни ребром ладони, убивал быков одним ударом, побеждал сотни представителей боевых искусств, профессиональных борцов и боксеров. Он бился в Японии и во всем мире.

Все же в его биографии неукротимого Каратеки есть факт, что он не смог побить одного хилого старика — практика Тайцзи-цюань, искусства Великих Пределов. Согласно повествованию самого Оямы, после того, как он победил огромного тайца по имени «Черная Кобра» в Таиланде, он отправился в Гонконг, чтобы встретиться с господином Ченом, который по слухам был большим мастером Тайцзи. Ояма знал, что китайские боевые искусства — являются источником всего Каратэ, и он расценил эту поездку как возвращение к истокам. Его первое впечатление от господина Чена было пренебрежительно отрицательным. Поскольку оказалось, что господин Чен был хилым стариком, который выглядел более подходящим для дома престарелых, а не для преподавания известного китайского искусства.

Ояма решил уехать и не тратить время на старикашку. Шутя он бросил вызов господину Чену, думая, что этот старик никогда не примет его вызов Тайцзи. Но к его изумлению, господин Чен принял вызов. Увидев сомнение в глазах Оямы, старик сказал, «Вы не познали здесь что такое Тайцзи? Вот — ваш шанс.» Ояма самоуверенно думал, что он может завершить поединок со стариком достаточно быстро. Но он был неправ. Это оказалось сложнее чем отрубать горлышки у бутылок..

Бой Оямы против господина Чена. Долгий поединок, походивший на классическое сражение между змеей и подъемным краном. Господин Чен был способен нейтрализовать любые атаки Каратэ, которые Ояма мог исполнить. Используя круговые движения господин Чен отводил в стороны атаки Оямы. А когда господин Чен контратаковал, то его сила была несоизмерима с его возрастом. Все что Ояма, мог сделать, чтобы уклониться от них, использовать линейные, иногда неуклюжие движения. В конечном счете, не видя никаких признаков усталости в старике, и истощив все свои методы, Ояма остановился, признав, что он не смог победить господина Чена.

Чен рассмеялся и поблагодарил Ояму за то, что он дал ему хорошенько размяться, приглашая его остаться в на несколько дней, для обучения. Ояма попросил оставить его в покое на некоторое время, чтобы проанализировать поражение.

Позже, когда один из студентов господина Чена приглашал Ояму на чай, он был весьма удивлен, увидев, что слезы катят по щекам Оямы. Ояма сказал, «Эти слезы — не слезы поражения, это слезы радости. Радости от того, что мое Каратэ все еще имеет бесконечную возможность для совершенствования. И стать таким же мудрым, как китайское воинское искусство Тайцзи».

После этого он остался с господином Ченом, изучать принципы Тайцзи. Он был гениальным учеником, быстро обучался, и вскоре победил самого сильного ученика господина Чена. С тех пор, после его возвращения в Японию, Каратэ Киокушин, как известно, приобрело мягкость и округлость Тайцзи в его форме и методах.